“Подписная” кампания

Сорок пять лет назад, 14 февраля 1966 года, в десятую годовщину открытия ХХ съезда КПСС Первому секретарю ЦК Леониду Брежневу было направлено “открытое” письмо группы выдающихся деятелей науки и культуры о недопустимости “прямой или косвенной реабилитации Сталина” — знаменитое “Письмо 25-ти”.

Событие это было отнюдь не рядовое, оно имело большой резонанс среди отечественной интеллигенции. Без его упоминания сейчас не обходится ни одна серьёзная публикация об общественно-политической жизни страны в 60-е годы. Правозащитники и историки диссидентского движения в СССР считают его важнейшей вехой в становлении антисоветского “сопротивления” брежневской эпохи. С него же началась и диссидентская традиция по любому поводу обращаться “к вождям Советского Союза”.

Между тем в письме нет ничего антисоветского. Подписанты “выражали беспокойство” по поводу проявлявшейся в “некоторых выступлениях и статьях тенденции” косвенной реабилитации Сталина. Примеров они не приводили, но речь шла в первую очередь о мемуарах советских военачальников, которые “взвешенно” оценивали роль Верховного главнокомандующего в годы войны. В то же время после отставки Хрущёва резко сократилась критика сталинских преступлений. В общем, “тенденция” была. Ходили упорные слухи, что на предстоящем XXIII съезде подвергнутся ревизии решения XX и XXII съездов КПСС. В письме говорилось, что этого допустить нельзя, поскольку Сталин “своими преступлениями и неправыми делами так извратил идею коммунизма, что народ это никогда не простит”. Подписанты беспокоились, что не только советский народ, но и коммунисты Запада не поймут даже частичной реабилитации Сталина. “В дни, когда нам, с одной стороны, грозят активизирующиеся американские империалисты, а с другой — руководители КПК (компартии Китая — С. К.), идти на риск разрыва или хотя бы осложнений с братскими партиями на Западе было бы предельно неразумно,”— писали мастера культуры и науки. И просили учесть их мнение.

Среди авторов письма были люди, потерявшие близких родственников в годы сталинских репрессий — М. М. Плисецкая, К. И. Чуковский, М. М. Хуциев, Б. А. Слуцкий; двое — академик И. М. Майский и С. Н. Ростовский (Эрнст Генри) — прошли через Лубянскую тюрьму; академики П. Л. Капица и С. Д. Сказкин имели опыт немилости сталинской власти. Однако все подписанты были весьма благополучными людьми и вовсе не диссидентами. Даже лауреат Ленинской премии “дедушка Корней” — единственный на тот момент “внутренний эмигрант”, и тем более бывшие меньшевики Нобелевский лауреат И. Е. Тамм и И. М. Майский и белогвардейцы С. Д. Сказкин и В. П. Катаев. Подавляющее большинство были членами КПСС. В личном плане от смещения Хрущёва некоторые даже выиграли. Когда Хрущёва снимали, одним из основных проявлений волюнтаризма было названо его отношение к Академии наук и выдающимся ученым. На физиков перестали административно давить. Для секретных и полусекретных академиков Л. А. Арцимовича, М. А. Леонтовича, А. Д. Сахарова, И. Е. Тамма только после падения Хрущёва были сняты многие ограничения сталинско-хрущевского времени — в контактах, в передвижении по стране. За единственную при жизни тирана правдивую книгу о войне “В окопах Сталинграда” по какому-то личному капризу Сталина Виктор Платонович Некрасов был отмечен Сталинской премией. А Хрущёв лично возглавил травлю писателя, с высокой трибуны сказав, что автору “По обе стороны океана”, не увидевшего в Америке трущобы и очереди безработных за похлёбкой, не место в партии и в стране. Сам Некрасов потом писал: “Падение Хрущёва кое-что изменило в моей судьбе. Оказалось, что в Америке есть кое-что, что можно и похвалить, и злополучные очерки вышли отдельной книжкой. На какое-то время передо мной открылся шлагбаум в литературу”. Кроме Сахарова из всех подписантов Виктор Платонович, пожалуй, единственный впоследствии стал диссидентом.

Большинство авторов, за исключением не успевших проявиться в сталинскую эпоху в силу возраста (О. Н. Ефремов, Б. А. Слуцкий, В. Ф. Тендряков, М. М. Хуциев, И. М. Смоктуновский), получили признание при жизни Сталина. Причем он лично принял участие в судьбе многих. 15 человек были лауреатами Сталинской премии, шестеро из них — дважды и трижды, М. И. Ромм пять раз. П. Л. Капица был самым первым лауреатом, после того как учредили премию. Любопытно, что подписанты, перечисляя свои регалии (кроме Сказкина, который о наградах не упомянул), писали “Лауреат Госпремий”. Государственных премий тогда еще не было, они были учреждены в конце 1966 года, когда сталинские лауреаты могли обменять свои медали и дипломы. Но официально с 1961 года Сталинские премии стали именоваться Государственными.

“Письмо 25-ти” действительно сыграло важную роль в истории диссидентского движения, но вовсе не в том смысле, который обычно этому придают. Это было первое публичное появление ранее широкой общественности неизвестного А. Д. Сахарова. Даже в академических кругах его знали плохо, хотя академиком он был избран ещё в 1953 году в возрасте 32 лет. Работа на закрытом “спецобъекте”, естественно, нигде не афишировалась. В самой Академии наук многие впервые его увидели только в 1964 году, когда на общем собрании он резко выступил против избрания академиком Н. И. Нуждина — подручного Лысенко и одного из организаторов погрома биологической науки в сталинские времена. Тогда все физики-атомщики, которым из-за проблемы радиации приходилось заниматься вопросами биологии и генетики, выступили против Нуждина. Но когда даже очень просвещенные люди увидели под письмом подпись “А. Д. Сахаров, академик, трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий”, они недоумевали — кто это с такими регалиями?

Не считая И. Е. Тамма (из-за Нобелевской премии), Сахаров был самым титулованным подписантом. Он тогда не помышлял ни о какой политической деятельности. В 1969 году перевёл 140 тысяч рублей — небывалые по тем временам деньги — Красному Кресту, онкологическому центру и детским садам Москвы. Они накопились на сберкнижке, куда шла его зарплата, а неприхотливые повседневные нужды оплачивало атомное ведомство. Позже Сахаров об этом пожалел — денег на правозащитную деятельность и поддержку политзаключенных не хватало. Однако после “Письма 25-ти” имя Сахарова стало широко известно. Он получал огромное количество писем от незнакомых людей. К нему стали обращаться обиженные властью — от выселенных крымских татар до заключенных. Диссиденты всех мастей потянулись к академику. И постепенно Сахаров втянулся в правозащитную деятельность.

Вряд ли организаторы подписной акции рассчитывали на такой результат. Сама история появления “Письма 25-ти” весьма загадочна. Считается, что инициатором письма был не менее загадочный журналист Эрнст Генри. Об этом написано в большинстве воспоминаний участников и в записке в ЦК председателя КГБ Семичастного. Однако собиравший вместе с Генри подписи бывший политзэк и литературовед Марлен Кораллов недавно предположил, что реальным организатором акции был… второй человек в КПСС М. А. Суслов. Версия Кораллова только на первый взгляд кажется абсурдной. А. Д. Сахаров так писал в мемуарах о первой встрече с Генри (потом они много встречались и даже совместно написали работу “Мировая наука и мировая политика”): Генри рассказал, что “влиятельные военные и партийные круги стремятся” к реабилитации Сталина, “последствия будут разрушительными. Многие в партии, в её руководстве понимают это, и было бы очень важно, чтобы виднейшие представители советской интеллигенции поддержали эти здоровые силы”. Генри явно намекал, и Сахаров это понял, что акция согласована с кем-то наверху.

Э. Генри не стал скрывать перед Сахаровым свою биографию (“кое-что рассказал о себе, но, вероятно, ещё о большем умолчал”), хотя официально эти детали биографии известного журналиста-международника и ученого-историка стали известны только в горбачевские времена. В 15 лет в 1919 году стал агентом Коминтерна, сидел в польских, немецких, болгарских тюрьмах, был членом ЦК компартии Германии. После прихода Гитлера к власти жил в Лондоне. Основоположник военной футурологии. В 1934 году вышла его книга “Гитлер над Европой”, имевшая колоссальный успех на Западе. Она произвела сильное впечатление на А. Энштейна, Б. Рассела, У. Черчилля. Там было предсказано многое, что потом произошло, — аншлюс Австрии, расчленение Чехословакии и роль в этом судетских немцев и так далее. Через два года вышла вторая книга “Гитлер над Россией”, где задолго до появления в природе плана “Барбаросса” Генри излагал его детали. Кто этот Генри — никто не знал. Псевдоним придумала секретарша Герберта Уэллса Амабель Вильямс-Эллис (Сахаров ошибочно назвал жену Уэллса, что, впрочем, тоже недалеко от истины: с авантюристкой и международной шпионкой Будберг-Закревской Генри был хорошо знаком).

Генри, правда, умолчал, что в те времена был куратором “кембриджской пятерки” Кима Филби. Во время войны легализовался, издавал газету советского посольства для англичан (послом был Майский). В 1942 году на Би-Би-Си в передаче своего подопечного Гая Берджесса умудрился поздравить советских коллег-разведчиков. В 1953 году был арестован МГБ. Обвиняли в том, что был на подпольном съезде турецкой компартии, все делегаты которого потом были арестованы. Впрочем, подлинная биография Генри не известна до сих пор. В 2007 году, когда вышел двухтомник его работ (первый том с предисловием хорошо его знавшего Е. Примакова, второй — министра иностранных дел С. Лаврова), стало известно, что его настоящая фамилия не Ростовский, а Лейба Хентов.

Частичная реабилитация Сталина разозлила интеллигенцию, однако на самом деле она выводила “из игры” гораздо более многочисленную группу “простого народа”, выступавшего против режима со сталинистских позиций. Все правление Хрущёва было наполнено массовыми просталинскими выступлениями. Последнее было в Сумгаите на демонстрации 7 ноября 1963 года, когда тысячи людей, размахивая портретами Сталина, поджигали ларьки и милицейские машины. Брежнев сделал выводы и выбрал “из двух зол” меньшее. Но для того чтобы как-то смягчить последствия в интеллектуальной среде, проводились специальные мероприятия, выпускающие антисталинский пар. И, вероятно, одним из первых таких мероприятий и было появление и распространение среди интеллигенции “Письма 25-ти”.